Фото: Анатолий Горяинов / Православие.Ru Как-то раз одно православное издание попросило меня ответить на вопрос: «Какая книга христианского духовного содержания оказала на вас наибольшее влияние, стала для вас учебником христианской жизни?» Сходу этот вопрос показался мне некорректным: одну книгу назвать здесь невозможно, в разные периоды нашего роста и книги нам требуются разные: когда-то это митрополит Антоний Сурожский, а когда-то – Силуан Афонский. Но через несколько минут я нашла единый, вневременной ответ и написала: молитвослов. Обычный молитвослов для мирян, который есть у каждого верующего.

Сейчас я постараюсь объяснить, почему для меня так. Может быть, мой рассказ поможет кому-то, ведь мне самой не раз и не два помогали такие же несовершенные и грешные миряне, как я сама.

***

Я просыпаюсь и понимаю, что мне тяжело. Больно. И страшно.

Ничего оригинального в этом моем переживании, конечно, нет. Причины, иначе говоря – обстоятельства моего земного бытия, вряд ли стоят внимания читателя. У читателя свои скорби, и их хватает, это уж наверняка. К тому же, у нас есть общие скорби – война на Украине, например, и многое другое, увы. Тоже не на одну меня давит.

Но каковы бы ни были мои или наши скорби – через несколько минут я буду благодарить и славить Пресвятую Троицу, Христа и Его Пречистую Матерь. Утреннее молитвенное правило заставит меня это сделать, не оставляя никакого другого варианта. Оно совершенно не считается с моим состоянием!

«…и устне мои отверзи, во еже пети Тя…»

«От сна востав, благодарю Тя, Святая Троице…»

«Воспеваю благодать Твою, Владычице…»

«Тя благословим, вышний Боже и Господи милости…»

«…отверзи наша уста, и исполни я Твоего хваления…»

Конечно, я могу произносить эти слова, как голос в телефоне произносит: «абонент недоступен»… Да ведь я вообще могу их не произносить! Кто меня заставляет?..

Нет, опустить правило в связи с плохим настроением я с тех или иных времен не могу. Раньше могла, а теперь нет. Хвастаться этим «достижением» не приходится. Духовными изменениями, происходящими в нас, вообще невозможно хвастаться: чем они явственней, тем лучше мы понимаем, что они – совершенно не наша заслуга. Они – незаслуженное нами чудо.

К тому же, я догадываюсь, что произносить слова этих молитв механически – не просто недостаточно, нет, это своего рода кощунство.

Итак, я буду произносить эти слова настолько серьезно, насколько смогу. Я подчиню себя этим произносимым словам настолько, насколько у меня это получится. Я постараюсь преодолеть рассеянность, весьма мне свойственную. Я потружусь, потому что другого варианта для меня, как уже сказано, нет. И во мне что-то реально изменится. Опять же – настолько, насколько…

«Пети Тя» мы призваны во всей нашей жизни, а точнее – всей нашей жизнью. Делаю я это, живу я вот именно так – прославляя Бога?

Да, вопрос о моей мере. Если я попытаюсь честно на него ответить, я увижу, насколько эта мера мала. Слова утренних молитв помогут мне это заметить. Например, что в данном случае означает «петь, воспевать»? Петь в буквальном значении этого глагола я неспособна. Но здесь речь об особом, необычном (да, ведь необычном для нас!) состоянии души, воспевающей, величающей Бога, ликующей о Нем – не только в минуты чтения правила, нет! Вот тут уж точно: кто славит Бога только тогда, когда славит, тот не славит вообще. «Пети Тя» мы призваны во всей нашей жизни, а точнее – всей нашей жизнью. Делаю я это, живу я вот именно так – прославляя Бога? Стало для меня такое состояние души естественным? Увы…

Маленький зеленый церковнославянский молитвослов с красной веревочкой-закладкой указывает мне на эту мою недостаточность вновь и вновь. «Воспеваю благодать Твою, Владычице…» – что это означает, что имел в виду святитель Василий Великий? Некую особую благодать, исходящую именно от Богородицы и изменяющую сознание: «…молю Тя, ум мой облагодати»? А я, я чувствую эту Ее благодать? Нет. Почему? Я ведь знаю о Ней, о Пресвятой Деве, всё то, что должен знать каждый православный христианин. И я не раз читала о том, как любили Ее святые подвижники, как они Ей молились. Если я – не только так, как они, а даже и в сто раз меньше, чем они, любить Ее не могу – значит, мне необходимо измениться. Но и слово «необходимо» вполне может скользнуть по поверхности сознания и исчезнуть через какие-то пять-десять минут. Почему так? Когда у меня заболит зуб, я очень хорошо буду знать, что прийти к стоматологу мне необходимо, и не забуду и до лучших времен не отложу – зуб не даст! А это дело я легко могу отложить и вообще забыть о нем, занявшись – сразу после завтрака – разбором вороха неотложных дел. Хотя страдаем-то мы от своего, мягко говоря, несовершенства, а прямо выражаясь – духовного убожества – не меньше, чем от зубной боли…

Да, верно оно – изречение, о котором напомнил недавно читателям этого сайта отец Андрей Ткачев: кто молится, только когда молится, тот не молится вообще. А чтобы молиться не только когда молишься, нужно хотя бы тогда, когда молишься, молиться внимательно. Ведь эта молитва святителя Василия ко Пресвятой Богородице – просто кладезь смыслов. «Жизнодателя Бога родшая, умерщвлена мя страстьми оживи» – эти слова заставляют меня различить жизнь и нежизнь. Ведь я, как и многие, безотчетно принимаю свои страсти за жизнь; мне кажется, что это жизнь моя таким образом идет – а это не жизнь, это умирание. Подлинная жизнь – жизнь духа. Что я буду делать сегодня – жить или умирать, сгорать?

«Нову сотвори мя, обветшавшую нечувственными, Пренепорочная, согрешении» – еще один повод остановиться и вздрогнуть. Нечувственный – не ощущаемый и не осознаваемый нами – грех разрушает нас, мы от него ветшаем, стареем. Избавление от греха – обновление человека: «обновится яко орля юность твоя» (Пс.102: 5). Не потому ли во время Литургии в храме иной (увы, не каждый!) раз чувствуешь, что прикоснулся к собственной юности, воздух ее вдруг вдохнул?.. А что, если не к юности на самом деле, а к вечности? Святитель Афанасий Великий, толкование на 102-й псалом: «Бог пакибытием обновляет юность нашу как орлиную». Возможность обновления – вот о чем говорит нам эта молитва и что дано нам бывает почувствовать в такие минуты в храме… Но не потому ли минуты эти редки, что такое обновление – только пока возможность для нас?..

Но для чего далее Господь именуется Светом, «у Негоже несть пременение, или преложения осенение»? Что это для нас означает?

Но в храм я пойду только в воскресенье, а пока я перед домашними моими образами – утреннее правило не завершено, вопросы и задачи не кончились; да что я! – они только с последним моим вздохом кончиться и могут. «Боже сил и всякия плоти, в вышних живый и на смиренные призираяй…» – читаю я еще одну молитву святителя Василия, и кажется, действительно вижу и Небо, и землю, и ангелов (силы – это ведь ангелы в данном случае – бесплотные), и себя вот здесь, в своем уголке… Но для чего далее Господь именуется Светом, «у Негоже несть пременение, или преложения осенение»? Что это для нас означает? Не то ли, в частности (на полноту не претендую), что я сказала недавно на каком-то духовном автопилоте приятелю своему, нашему прихожанину, попавшему в тяжелую ситуацию: «Ты просто помни: что бы ни случилось, что бы ни происходило здесь, у нас на земле, – Бога от этого меньше не станет»? Нет у Него перемены! И, значит, нет перемены к нам – грехи наши Его любви к нам не уменьшат, только наша потребность в нем, необходимость нашего пременения, изменения, раскаяния станет острее. Как там, у апостола Павла? – «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?» (Рим. 8: 35).

«Да не падше и обленившеся, но бодрствующе и воздвижени в делание обрящемся» – это о Втором Пришествии. О Страшной суде. То есть о каждом нашем дне. Как это всё же важно – быть «воздвиженным в делание»! Где это я недавно прочитала?.. Да в фэйсбуке я это прочитала, на страничке монахини Евфимии: «Трудно душе бывает – только тогда, когда она скитается без работы, делания. Когда эта работа совершается – нигде не страшно и не тяжело, но всё – и леса, и мегаполисы – наполняется светом и смыслом».

«Тя благословим, вышний Боже и Господи милости, творящаго присно с нами великая же и неизследованная, славная же и ужасная, ихже несть числа…» – продолжаю я читать вслух зеленую книжку. Значит, Он творит с нами не только понятное нам, но и то, что не может быть исследовано нами: мы на сей день не знаем, для чего это нам нужно. Мы должны Ему довериться – даже если то, что Он с нами творит, для нас ужасно…

Вот так утреннее правило изменяет… нет, не изменяет, а, скажем точнее, ставит меня перед необходимостью изменить отношение к собственным моим скорбям и страхам. Но самое, может быть, трудное для меня в нем – это повторяющаяся в разных молитвах благодарность Богу за то, что Он дал мне еще время, еще один день; что Он всё еще не отнял у меня возможность изменяться к лучшему и приближаться к Нему: «…яко многия ради Твоея благости и долготерпения не прогневался еси на мя, ленивую и грешную, ниже погубил мя еси со беззаконьми моими, но человеколюбствовал еси обычно…»

Действительно, есть такая психологическая особенность нашего утреннего пробуждения: возвращаясь в свою явь, мы видим ее вновь после разлуки и реагируем сразу на всё: и на хорошее, и на плохое, и на то, что было вчера, и на то, что ждет сегодня. Иными словами, мы сразу оцениваем свое житье-бытье и, как правило, жалеем себя, хотя и утешаемся тоже: хуже ведь могло быть, то ли еще с людьми на этом свете происходит! И нам не приходит в голову увидеть свою картинку иначе, не с точки зрения «хорошо или плохо обстоят мои дела», а с точки зрения «каков я сам перед моим Творцом». Иными словами, сразу, спросонья, включить чувство долга перед Ним.

Раз Бог дал нам день, значит, Он даст нам и необходимую помощь, не только во внутренних наших усилиях, но и во внешних…

О том, что картина печальна, говорит то же утреннее правило: «Боже, очисти мя грешную, яко николиже сотворих благое пред Тобою…» (Макарий Великий… А не странно ли вообще, что они, святые – вот так – о себе? А я ведь еще и мысль такую мышиную где-то под спудом прячу: ну, не совсем уж, дескать, не сотворила я ничего…) Но то же правило сообщает нам и другое: раз Бог дал день, значит, Он даст нам и необходимую помощь, не только во внутренних наших усилиях, но и во внешних, житейских трудностях и горестях, в бесконечных «рабочих моментах». «К тебе, Владыко Человеколюбче, от сна востав, прибегаю, и на дела Твоя подвизаюся милосердием Твоим, и молюся Тебе: помози ми на всякое время во всякой вещи…»

Однако и это простое, казалось бы, место не так просто на самом деле. Конечно, резкой границы меж внешним и внутренним нет: наше внешнее втягивается вовнутрь, становится участником, фактом духовной жизни по мере наших собственных духовных усилий. Но иное внешнее дело в духовную жизнь не втянешь, не включишь никак, потому что оно греховно. «На дела Твои подвизаюся…» – говорится в молитве, а оно, это дело – не Его! Вот так утренняя молитва заставляет нас задуматься обо всем, что мы планируем сделать в наступивший день.

Наконец я ее закрываю – маленькую зеленую книжку с красной веревочкой-закладкой. И понимаю, что только сейчас по-настоящему проснулась. «Бдети к песни укрепи, уныния сон отгоняющи» – из процитированной уже неоднократно молитве святителя Василия ко Пресвятой Богородице.

***

    

Второй раз я открою зеленую книжку поздно вечером. Открою, чтобы произнести: «Что Ти принесу, или что Ти воздам, великодаровитый Безсмертный Царю…» Произнести и остановиться: что я, действительно, дам-то Ему теперь? Чем воздам за то, что в минувшем дне Он меня не оставил? «…яко ленящася мене на Твое угождение, и ничтоже блага сотворша…»

Утром я, как сказано уже выше, видела необходимость и возможность духовного труда, а что же днем? Днем я много работала, да; но на угождение Ему действительно ленилась. Не вдруг поймешь, что эта преследующая тебя болезненная слабость на самом деле обыкновенная лень. Лень сделать усилие, подняться над происходящим, над переживаемым и обратить его себе на духовную пользу, получить от него духовный плод. Погрузиться в обиду и жалость к себе, дать волю раздражению или панике – это гораздо легче, оказывается, чем сделать такое усилие! А результат дня, проведенного в лени, – вот он: «ничтоже блага сотворша».

…Однако же Он «привел еси на конец мимошедшаго (невозвратимого!) дне сего, обращение и спасение души моей строя…». Значит, всё происходившее со мною сегодня – это… Это Его забота о моем обращении и спасении. Это Его бесконечно терпеливая возня со мною, ленивой и малоуспешной…

Эта молитва святителя Макария Великого – тоже кладезь смыслов. Произнося ее, нужно задуматься о том, что такое «помысл лукавый видимаго сего жития» (именно конкретно – какой лукавый помысл живет в тебе сейчас, сегодня; может быть, желание чем-то отличиться, кому-то понравиться?) и почему человеколюбие Бога называется неизреченным – человеческими словами нельзя его исчерпать, объяснить, определить…

«Всади в сердце мое творити Твоя повеления, и оставити лукавыя деяния, и получити блаженства Твоя» – Иоанн Златоуст. Как важно, что именно в сердце, а не в сознание. Всади – значит, как семя, как саженец – чтоб росло. Получити блаженства – те самые, евангельские, из Нагорной проповеди. Сделай так, чтобы в сердце моем выросло подлинное, без лукавства, стремление к ним…

Вечернее правило, как и утреннее, показывает необходимость (хотела написать – заставляет, но тут же поняла, что ведь не заставляет вовсе) довериться Богу. Мне представляется, что это доверие не должно оставаться абстракцией для нас, призыв к нему нужно сразу проецировать на конкретные случаи. Молитва святого Петра Студийского ко Пресвятой Богородице: «Не попущай, Пречистая, воли моей совершатися, неугодна бо есть, но да будет воля Сына Твоего и Бога моего…» Как это понимать? Моя воля – в том, например, чтобы мне повысили зарплату. Разве не естественно этого желать? Но воля Бога может выразиться в противоположном. Зарплата останется прежней, а то еще и пойдет вниз, потому что для моего смирения и обучения духовной жизни необходимо именно это: «…да будет воля Сына Твоего и Бога моего, да мя спасет и вразумит и подаст благодать Святаго Духа…»

«Мысль мою Твоим смирением сохрани» – и вдруг я осознала, насколько же несмиренна, горда, самоуверенна и агрессивна моя мысль…

Но разве не было со мной такого: я произносила какую-то молитву или какую-то фразу из нее механически, ну действительно как «абонент недоступен»? Еще как было. А потом – всегда неожиданно почему-то! – эта фраза вдруг оживала, наполнялась горячей кровью смысла, и смысла насущного. Например, строчка из молитвы святого Антиоха ко Христу как второму Лицу Пресвятой Троицы: «Мысль мою Твоим смирением сохрани». Она никак до меня не доходила, эта строчка, и вдруг я осознала, насколько же несмиренна, горда, самоуверенна и агрессивна моя мысль – мысль, с помощью которой я сужу о людях и событиях, оцениваю, принимаю решения, строю свое поведение… Из чего она исходит каждый раз, эта моя мысль? Из моего неосознанного желания поставить себя повыше, оградить от того, что унижает. Из гордости. Потому и надо мне просить – сохрани мою мысль. Твоим именно смирением – «…с высоты нас ради смирил еси Себе…»

Если утреннее правило помогает мне проснуться в духовном смысле – после того, как я проснулась физически, – то вечернее должно придать духовный смысл противоположному, переходу к отдыху, ко сну: «Мирен сон и безмятежен даруй ми» – произносим мы вслед за упомянутым уже здесь святителем Макарием. Сон, и желательно именно безмятежный, то есть здоровый, необходим нам физиологически, но вряд ли мы эту безмятежность заслужили: потому-то и просим о ней как об особом даре – даруй.

Да, не всё сразу доходит. До меня долго не доходили слова из молитвы святого Антиоха: «Спяща мя сохрани немерцающим светом, Духом Твоим Святым, Имже освятил еси Твои ученики…» До тех пор, пока однажды, произнося их, не увидела себя спящую – как бы со стороны. И ужаснулась своей беззащитности… Когда мы спим, мы бессознательны, в полусне и дреме мы расслаблены и потому легко можем стать добычей лукавого. Поэтому мы просим Господа об особой заботе в эти наши часы. А почему «имже освятил еси Твоя ученики»? причем тут ученики?.. А притом, что на них, на апостолах, почил Святой Дух, а на нас при крещении положена печать дара Святого Духа – миропомазание. Нас – Своих – освященных – сохрани. Вот так смысл доходит – внезапными озарениями.

***

Нет, молитвослов не заменит нам всей духовной, святоотеческой литературы. Напротив, в норме он должен нас к ней отсылать, делать ее для нас необходимой. Но в ненормальной ситуации, при полном отсутствии этих книг (чего не дай Бог!) он всё-таки не дал бы пропасть.